Ежедневные стрессы, расстройства сна и ПТСР: психолог откровенно, как мы стали "людьми войны" и что с этим делать
24 февраля прошло два года большой войны. Кажется, все слова будут лишними, но украинцы, несмотря ни на что, продолжают жить, хотя из-за вооруженной агрессии изменились и на физическом, и на духовном, и на психологическом уровне. Об этом очень важном третьем уровне мы и поговорим с психологом Центра профессионального развития педагогических работников Людмилой Ехаловой.
За два года большой войны в обществе стало больше раздражения и неуверенности, на физиологическом уровне большинство из нас имеют расстройства со сном, расширилось и восприятие страха – теперь мы боимся всего и всех.
"За два года под влиянием гормона стресса, называемого кортизолом, произошли существенные изменения в структуре нашего головного мозга. К примеру, такая часть головного мозга, как амигдала, посылает нам сигналы о том, что опасность везде. От этого мы боимся больше, мы беспокоимся больше".
Уже упомянутый гормон кортизол оказывает влияние и на наше чувство эмпатичности или сопереживания, как следствие, участились случаи насилия и буллинга. Не лучше ситуация и с памятью.
"Если мы говорим о такой структуре головного мозга, как гипокамп, то это именно та часть мозга, которая отвечает за нашу память. Именно сейчас из-за того, что гипокамп работает несколько по-другому, у нас меньшая способность учиться. Что касается детей, это вообще может быть катастрофическим из-за того, что детям вообще крайне тяжело учиться, а мы требуем от них, чтобы они учились".
Под влиянием стресса, ставшего хроническим, может видоизменяться поведение в направлении агрессии, разного рода девиации и депрессивных состояний, в ход могут идти психоактивные вещества, как следствие, повышается вероятность возникновения посттравматического стрессового расстройства. Ситуация усложняется еще и тем, что у украинцев довольно слабая культура обращения к психологам или психотерапевтам.
"Немногие люди, – я сейчас говорю о специалистах, – имеют навыки кризисного консультирования, навыки работы с посттравматическим стрессовым расстройством. Во-первых, это очень тяжелый пласт работы. Несмотря на то, что война идет с 2014 года в Украине, определенные знания мы имеем. Однако эти знания не основательны у большинства специалистов, поэтому если и оказывается определенная психологическая помощь, она может быть не всегда качественной".
Психолог отмечает: чтобы хоть как-то "зарамковать" ПТСР, человеку необходимо не менее 15 сессий. Если это не государственная помощь, то лечение будет не из дешевых, поэтому делится актуальными советами.
"Во-первых – быть на безопасной территории. Во-вторых – вернуть себе рутину жизни. Главное – дать психике возможность понять, что мы уже не двигаемся, вот именно здесь и теперь нам безопасно, и на время это будет нашим домом. Мы поправляемся, когда мы общаемся и когда мы делаем полезное другим, когда мы помогаем другим".
Полномасштабное вторжение познакомило нас глубже и с термином "человек войны". Важно понять, что "людьми войны" мы останемся навсегда, но не стоит относиться к этому как к диагнозу, а понять и ценность нашего единения.
"Если мы говорим об украинце как "человеке войны", то это человек, который будет иметь много достижений на фоне больших потерь. Еще одна особенность, которая отличает Украину от других стран, где были войны – что мы самостоятельно воюем, страдаем, оказываем помощь, лечим, учим, будучи персонально в собственной травме".
Людмила Ехалова уверяет: Победа обязательно наступит, но профессиональный опыт и опыт выхода из войны в других странах доказывает, что ситуация все еще будет сложной. Это обострение физических и психологических заболеваний, ведь наша мобилизованность имеет цену, а также мы должны быть готовы к снижению умственного развития детей и подростков.
"Обязательно после войны наступит психологический момент времени, когда все плохо. Наша задача сейчас – максимально поддержать себя и своих близких. Даже этим небольшим просвещением мы делаем то, что мы должны делать – эдукацию общества. Отмечаем, что следует заботиться о себе, но заботиться о себе – это не отмежеваться от войны, а понимать, что я сейчас делаю для того, чтобы быть максимально здоровым физически и психически".
Важно также во всем поставить точку, но это не так легко, особенно для тех, чьи родные пропали без вести или находятся в плену.
"Происходит проживание такой дихотомии: с одной стороны понимание, что дорогого человека нет в живых, а с другой – надежда и вера, а вдруг бывают чудеса. И действительно чудеса бывают, но, к сожалению, очень редко. Одно из этих чудес – мы ожидали, что война закончится очень быстро, но чуда не произошло и нам нужно жить".
В конце разговора психолог еще раз подчеркивает рутинность нашей жизни как спасение от всеобъемлющего стресса, а еще здоровое понимание, что как раньше уже не будет, но будет по-другому, и не факт, что хуже.
"Я понимаю, что я сегодня встану, пойду с собачкой гулять, у нас на завтрак будет определенная еда, понимаю, что возьму ребенка за руку и поведу в школу. Эта рутина когда-то надоедает, но это наша жизнь. Мы не каждый день запускаем фейерверки, мы не каждый день летим на самолете, мы по этому меньше скучаем, чем по этой банальной рутине".
Два года войны стали для нас не только испытанием, но и своеобразным тестом на выживание и человечность. Они показали, что наша психика довольно пластична и способна восстанавливаться, и как бы ни было больно на руинах собственного дома или разрушенных планов и мечтаний, главное, что мы уцелели и начинаем двигаться дальше.